Поэтический сборник "Калитка", Выпуск № 4 "Хижицы"

A A= A+ 20.01.2020

19 января в КаЛитКе (Казанское литературное кафе на Вишневского, 10) состоялась презентация 4 го выпуска поэтического сборника "Калитка" - "Хижицы", с произведениями победителей и лауреатов одноимённого Всероссийского литературного конкурса им. Гавриила Каменева разных лет. Предлагаем вашему вниманию подборку стихов, вошедших в этот сборник, любезно предоставленных руководителем КаЛитКи - поэтом Эдуардом Учаровым. Четвёртый сборник "Калитка" свёрстан и отпечатан казанским издателем Вадимом Гершановым

 

 

 

 

«ХИЖИЦЫ – 2017»

 

Победитель: Сергей БРЕЛЬ (Москва)

 

* * *                          

                                                     Э. У.

 

Нам долго болеть и не переболеть

то совестью, то скарлатиной;

из чащи раифской к нам ходит медведь,

мы люди на четверть и птицы – на треть,

а прочее – тьма и рутина.

 

Мы можем лежать в подворотне с башкой,

разбитой сознаньем бессмертья,

и ждём только правды, а счастье – на кой? –

когда облаков минарет над рекой

смеётся над суетной твердью.

 

Мы всё потеряем, растратим шутя

гинеи, чей блеск бесполезен,

пусть годы пустые заботы плодят

и глупость цветёт в социальных сетях,

лишь замысел яростно-весел!

 

Союз наш возрос в коммунальных шатрах,

у газовых плит и за читкой

великих романов, и что нам овраг,

где санки ломались, и кормчего страх,

запой президентский и пытка

 

безвременьем? Мы пропадали без дат,

когда подвела оборонка,

напился комбат и свалил комендант,

но скоро Тобаго, а с ним Тринидад,

ведь рвётся не всяко, что тонко.

 

Евгений МОРОЗОВ (Республика Татарстан, г. Нижнекамск)

 

ПОРА ОДРЯХЛЕВШЕЙ КОРЫ

 

В осеннюю эру, когда, утешаясь утратой

находчивой жизни, следишь – облетает листва

с тебя словно с дуба, и нимбом мерцает крылатый

в загоне туннеля, планеты касаясь едва,

 

тогда понимаешь, что некуда больше и нечем

и незачем биться, и что во спасенье мудрей

не мучиться адом, который тебе обеспечен

в родном лукоморье, у выхода райских дверей,

 

а просто смотреть, как по небу плывут белым фронтом

из сахарной ваты и чувствовать дикость травы,

и слышать детей, вырастающих за горизонтом

навстречу пути твоему и на смену, увы.

 

В минутных потоках, чей выбор хронически труден,

впадающих в годы, по долгой земле – всё скорей

проходят металлы, деревья, сомнения, люди,

как мутная пена по зеркалу страшных морей.

 

Что станет заменой печальному пшику кого-то

от прошлого счастья, с которым он совесть терял,

когда, тишиною и смертью разъятый на ноты,

он всё-таки длится и ценится как матерьял.

 

Священная горечь погаснувших воспоминаний

невидимым смехом и плачем вольётся сполна

в суставы попыток, в рассвет закипающей рани,

в молекулы звука и призраков детского сна.

 

А впрочем, стихия судьбы иногда прихотлива,

капризна, как будто на быстром огне молоко:

в сезон отправленья, когда устаёшь ждать прилива,

не думай о вечном и радуйся, что далеко.

 

Светлана ЧЕРНЫШОВА (Республика Крым, г. Севастополь)

 

РАХАТ ЛУКУМ

 

В полдень, заглушая базарный гул,
Властвует одышливый суховей, 
И сипят татарки: «Рахххат Лукумм…»
Знамо, кличут шейха златых кровей.

Вот, в чаду дрожащем восходит Он:
Сахарен оскал, накрахмален нимб,
На груди – сверкающий медальон
Со змеистым локоном – не моим. 
 
Головы склоняют и стар, и млад,
Патокой стекает по языку
В пекло горловое – Рахат, Рахат,
Свет миндальный, яхонтовый Лукум!

Брызжет сок гранатовый на халат,
Жертвенное мясо течёт с лотка, 
Не гневись, помилуй, Лукум Рахат,
Всяк, сюда входящую без платка,

Всяк, уже не прячущую лицо,
Чтоб глядеть бесстыдно и видеть, как
Курица становится вновь яйцом,
И вино спекается в виноград. 
 

Андрей ДМИТРИЕВ (г. Нижний Новгород)

 

* * *

 

Э.У. и Г.Б.

 

Казань, казан –

казалось бы на всех,

на все глаза   

должно хватить в узле

старинных улиц

тех восточных яств,

что в волжской Азии соприкоснулись

с русской формой фраз,

но ненасытен взгляд,

и нескончаем пир

того, кто скоро, повернув назад,

запомнит вкус мистической крупы

по рецептуре всадников судьбы.

 

Казанский кремль,

где крест и минарет

доказывают общность теорем

в вопросе «что есть свет?» –

подсвеченный огнями ярких ламп,

всплывает на поверхность здешних вод –

здесь больше не тревожат звоном лат,

здесь тетиву не рвёт

жестокосердный век. В тугие небеса

взмывают голуби, как возглас, как восторг.

По здешним заповедным адресам

разносит письма бог.

 

На Баумана – пешая игра –

не в жмурки и не в салки – в города,

где в праве буква «К». Луны серьга –

повиснет в ухе неба, и Орда –

всё золото, накопленное встарь,

швырнёт к ногам, привыкшим измерять

собой любой открытый мир, как взмах хвоста

глубоководной рыбы в дремлющих морях.

 

Найди себя, дорогу указав

на некий край пространства – в данный миг

пусть это будет древняя Казань,

наполненная новыми людьми… 

 

Дмитрий МУРЗИН (г. Кемерово)

 

НОВОЕ КИНО

 

Прогуляться выйти субботним днём,

Завернуть в кафе невзначай.

И, давайте, папе пива плеснём,

Маме с дочкой заварим чай…

 

Но в кафе какой-то холодный свет,

Пиво – тёплое, чай – с тоской,

Потому решит семейный совет

Двинуть дружно в сад городской.

 

Там в саду стоит голубая ель

Там когда-то белка жила,

Там в саду лошадка и карусель

И пин-понговских два стола...

 

Продают какую-то ерунду,

Постоять – устроит цена…

Духовой оркестр в городском саду

Так хорош, словно завтра война…

 

Миясат МУСЛИМОВА (Республика Дагестан, г. Махачкала)

 

СБОР ВИНОГРАДА В ДЕРБЕНТЕ

 

Платан над старой чайханой в ладонях вытирает солнце,
Сбор винограда, как манок, для кутежа под звук зурны.
В садах качаются гранаты, чтобы в щедротах расколоться,
Хурма оранжево смеётся, орехи звонко-озорны.
День в изобилии неспешном пиры осенние встречает, 
Дербент старинные кварталы перебирает, как меха.
О вавилонское смешенье, где каждый Богу отвечает!
Всё реже звук родных наречий, и жизнь, как сон, давно тиха

Ханум, джаным, ата, апа, рахат-лукум, пери, эбель, – 
Дада, гелин, …
Фатима, Луйла, Гюльбохор, Севиль, Наргиз, Марго, Гюзель,
Джун-ме, жалин.
Керим, Иса, Фуад, Сафар, Нико, Карэн и Соломон,
Манолис, Яша, Алексей…
              Дербент … 
                     ...Тоска разбросанных ветвей.

Над виноградником корзины плывут, как дичь на шомполах,
И воронцовские подвалы вином заполнены, как встарь,
Где твои гости издалёка, чтоб петь о море и горах?
Где сыновей твоих потомки? Что носят нынче на алтарь?
Уют еврейского квартала и пахлава персидских песен,
Лезгинских ритмов барабаны, день – полноводная река…
Мир без дудука с балалайкой в Дербенте горестен и тесен,
И без собратьев свет – не в радость, пиры пусты без кунака.

Ханум, джаным, ата, апа, рахат-лукум, пери, эбель, – 
Салима, Ева, Каринэ, Фарида, Соня, Изабель,
Саид, Муса, Фарух, Арсен, Шахин, Шамиль и Шалуми,
Георгий, Рома, Арамис,
Сергей...
         Дербент…
                    ...Сады и горести корней…
 

______________________

Ата, дада – уважительное обращение к старшему мужчине в дагестанских языках
Апа – уважительное обращение к старшей женщине  в тюркских языках
Эбель – обращение к матери в аварском языке
Гелин, жалин – обращение к невестке в дагестанских языках
Джун-ме – обращение в татском языке («душа моя»)

 

Дмитрий АРТИС (Московская обл., г. Домодедово)

 

* * *

Хоронили мёртвые живых,
не было у мёртвых выходных.

Родом из расплавленной руды
поднимались, двигались ряды,

шли одна колонна за другой,
выгибалась каждая дугой.

Хоронили партиями – впрок,
вдоль дороги, будто поперёк,

и не ради красного письма
добавлялся, значимый весьма,

к именам учёных и невежд
перечень утраченных надежд.
 

ХИЖИЦЫ-2018

 

Победитель Александр Крупинин (г. Санкт-Петербург)

 

ПО РЕКЕ ЗАБВЕНИЯ

 

Где-то на самом верху фиолетовой ветки

Сидят и грустно смотрят на юг

Бывший премьер Мариинского театра Эткинд

И бледно-розовый кот Нестерюк.

Сидят давно. Над ними тополь безлистый.

Вокруг скамейки – дома-корабли.

Эткинд коту говорит, мы с тобой аутисты,

Мы чужие для жителей этой Земли.

Жаль, продолжает Эткинд, что мы не птицы.

Суждено навсегда нам остаться среди кораблей,

Потому что метро теперь стоит, кажется, тридцать,

А трамвай чуть не двадцать восемь рублей.

Как хотел бы я заглянуть хоть на миг в Мариинку.

Может быть, сегодня дают «Гаянэ».

В третьем акте там парни танцуют лезгинку.

И потом мой коронный проход при луне.

В театре совсем недавно сменился директор. 

И фамилия нового вроде Козлов.

Ведь он не узнает меня, думает, Эткинд,

А если узнает, не пропустит назло.

Обнявшись, Эткинд сидит, как с братом,

В классической позе мадам Рекамье

С утратившим волю к жизни котом-кастратом

Посреди кораблей на лодке-скамье.

Кот Нестерюк о юности вспоминает суровой,

Как он в бой вступал, никого не боясь,

В кошачьих бандитских кругах Комарова

Известный по прозвищу Розовый князь.

А потом променял... Променял свободу на жалость,

На тепло обольстительных женских рук.

Но растаял мираж. Ничего от него не осталось.

Только имя дурацкое – Нестерюк.

По реке забвенья плывут на лодке-скамейке.

Бывший первый танцовщик и розовый кот.

Над ними тополь листок выпускает клейкий. 

А лодка плывёт.

 

Алексей Упшинский (г. Щёлково, Московская обл.)

 

* * *

 

последний поезд в Царское Село

билеты куплены на два столетья позже

на постаменте не Харон с веслом

но почему-то издали похоже

 

как патиной Петрова медь цветёт

в подробностях народных библиотек

культуры общепризнанный оплот

не Лира, не Пегас, но что-то вроде

 

куда их гонят – Машенька, Дантес

краса ногтей и арфа Филарета

что саранчи и мемуаров вес

пред равнодушием того, большого света

 

и повторяется – Дубровский, сон, дуэль

и парки продолжается плетенье

диктантов осыпающийся мел

цитат маразматические тени

 

открыто всё, но нет свободных мест

почти смешно, какая мысль простая

что жизнь напоминает палимпсест

и никого искусство не спасает

 

изменчив мир, изменчив человек

стихи бессмертны. каждый это знает

а Пушкин всё же падает на снег

и снег летит, и падает, и тает

 

Виталий Молчанов (г. Оренбург)

 

НИКАНДРОВА ПУСТЫНЬ

 

Скинь суету на ходу, на бегу, на лету,

Лямки проблем упадут, и расправятся плечи.

Ближе к обеду затеплятся в трапезной печи,

Странникам Божьим насущную грея еду.

 

Тонкие жерди – елового царства мостки –

Между ключами целебными хвойные смычки.

Жизнь прогорает мгновенно, подобная спичке,

Мысли живут, к небесам устремляя ростки.

 

В шаге от гати уходит земля из-под ног,

Топкое место прикрыто охапкой иголок,

Щедрой черники откинь зеленеющий полог –

Словно роса потемневшая спрятана впрок.

 

Сосны качают на мощных корнях валуны,

Мохом подбитые, будто стрелецкие шапки.

Помнят они, как бежали домой без оглядки

Битые крепко под Псковом лихие паны.

 

Скинь суету за порогом, войди в монастырь,

Именем светлым Никандра в миру наречённый.

Мысли монахов белы, одеяния чёрны –

Каждый из них нашей Веры Святой поводырь.

 

Выпей воды ключевой леденящий глоток

В древнем краю заповедном, не знающим скверны.

Вспомни, кто спичку зажёг вдруг движением верным,

В складки хламиды заветный убрав коробок.

 

 

Наталия Елизарова (г. Москва)

 

* * *

 

Отсидишь целый день на работе,

Оттоскуешь по жизни своей.

Снова дни приближают к субботе,

А субботы – к кончине твоей.

Счастье бьётся испуганной птицей

За закрытым на зиму окном.

Отчего же тебе не сидится

В тёплом доме, пичуга-девица,

И щебечешь ты всё об одном?..

Всё мерещатся дальние страны

И моря тебя гулом зовут.

Эти мысли считаются странны:

Ну какие моря-океаны?

Это жизнь – просто пряник и кнут.

Ну какие вершины-глубины?

Ну какая Сибирь и тайга?

Ледники, ледоставы, лавины…

Да о чём ты опять, пустельга?

Всюду дел непочатая чаша,

Всюду морок, унынье и стыд.

Кто крылом напоследок помашет?

Кто оплачет, отплачет навзрыд?

 

Алексей Караковский (г. Самара)

 

КОТЯН

 

Хан Котян был половцем. Разговаривал по-котянски.

Племя его кочевало вдоль Идели до Полевой.

Лёжа на тёплой крыше, хан Котян рассказывал сказки

О Законах Степи и звёздном Тенгри над головой.

Как кочевое счастье охраняла Вечная Матерь,

Каменные изваянья которой и ныне стоят по холмам.

Как все народы Великой Степи обращались друг к другу «братья» –

Так мурлыкал котятам на тёплой крыше старый Котян.

Сам же он помнил отчётливо о прошлой жизни совсем другое:

Брошенные селенья, лагерь беженцев Надькуншаг,

Младшая дочь Елизавета над телом убитым воет,

С запада враг-христианин, с востока опять же – язычник-враг.

Солнце садилось, неся прохладу с другой стороны Идели,

Время сказок окончилось, значит, детям пора по домам,

А на Небе, словно души кочевников, звёзды пели,

И уходил на Небо, не прощаясь с Землёй, Котян.

 

 

Вадим Мельников (г. Москва)

 

С БАЛКОНА ВНИЗ…

 

с балкона вниз чинарик чертит линию,
ни дать, ни взять – упавшая звезда.
короткий день, а ночь, зараза, длинная.
дыми, браток, смотри не опоздай
дожать до фильтра. после гильзу мятую
бросай во тьму, следи за огоньком.
пускай летит, пусть выгорит до атома,
о чём жалеть? тем более – о ком?
не о себе же... вспыхнем опрометчиво  
сверхновой в небе, выгорим дотла.
докурит Бог, и бросит – делать нечего –
с балкона вниз, такие, брат, дела.
всего делов – затяжка и обуглимся,
беречь-то что... браток, не берегись.
так мало звёзд горит над нашей улицей,
так много на земле измятых гильз.

 

Рустем Сабиров (Республик Татарстан, г. Казань)

 

УЛЫБКА СУДЬБЫ

 

Жизнь свивалась петлёй и злорадно шипела, как кобра.

Полоса неудач не черна, а серее свинца.

Жизнь смеялась в лицо и лупила свинчаткой под рёбра,

И трепала, как кошка упавшего с древа птенца.

 

Жизнь брала на излом, и он стал недоверчив и скрытен,

От дорог, перекрёстков, приютов рябило в глазах.

Он шагал по своей, не считая капканов и рытвин,

Усмиряя соблазн, хоть бы раз обернуться назад.

 

Потому что он знал, что в провалах, ловушках, ненастьях

Есть какой-то резон, будто спящее в почве зерно.

Потому что несчастья когда-нибудь выведут к счастью.

Вот такая дорога. И, к счастью, иной не дано.

 

И пропала дорога, сошла на осколки и звенья,

Он увидел Судьбу сквозь неверный кочующий свет,

Сквозь кипенье дождинок, в коротком пальтишке осеннем.

И сказал: «Я пришёл». И Судьба улыбнулась в ответ.

 

Полина Потапова (г. Челябинск)

 

В ЭФИРЕ ТОЛЬКО ПТИЦЫ…

 

в эфире только птицы, только мёд
и прочее, не связанное прочно.
но кто меня не слышит – тот поймёт,
что это – всё, и это всё неточно,
и что теперь одно наверняка:
протянутая облаку рука
ничьей медовой яблони, а выше –
железной птицы реактивный след,
которая летит, летит на свет,
а он – неслышим.

 

Светлана Холодова (г. Екатеринбург)

 

ВРЕМЯ ВНУТРИ

 

Смерть отболит, словно рана, сгорит, как спирт,

только рубец, лиловея, под сердце встынет,

и зацветут омела, чабрец и мирт

там, где, казалось, была на века пустыня,

 

Божеским оком наполнится всё окрест –

светом, в котором захочется раствориться…

Что нам дано? Один бесконечный квест,

где обретения – дерево, ветер, птица,

 

библия свежего снега, коран дождя,

веды июльского полдня, ребёнок-будда,

вот что припомнишь бережно, уходя,

вот что оставишь любимым, уйдя отсюда.

 

Веру в ладонях, как синюю птаху, грей.

Лестница в небо – без счёта с неё падений…

Время снаружи движется всё быстрей,

время внутри – всё медленней, постепенней.

 

Анна Арканина (г. Москва)

 

ВОЛШЕБНЫЙ ЛЕС

 

Рос лес волшебный на пути зимы,

нас прорастал насквозь, трещали мы,

но крепли деревянными плечами.

В зрачках у леса чёрные грачи,

на сердце беспокойные ручьи

и холодок пугливыми ночами.

 

Смотрел с небес Господь, нахмурив бровь,

и говорил: вот пища, вот любовь,

ладонь большую ласково подставив,

берите смерть, печаль, ячмень, горох,

растите через боль, чертополох

и в облака макушками врастайте.

 

И мы росли, помешивая суп,

с плодящимися мухами в носу,

колючих деток к солнцу подставляя.

Года шумели – колыхался лес,

шла мирно жизнь с картинками и без,

и снег к весне, послушный Богу, таял.

 

«ХИЖИЦЫ-2019»

 

Победитель Юлия Долгановских (г. Екатеринбург)

 

СМЕРТЬ МЕДВЕДЯ

 

Зов шатуна весною недалёк –

уже не рёв, ещё не стон глубинный –

зверь, обесшерстевший наполовину,

наполовину мёртв. А мотылёк

парит – зачинщик травяного праха –

дрожит его зелёная рубаха,

ей сносу нет, но к ночи выйдет срок.

 

Шатун умолк, бредёт – уже не шаг,

ещё не смерть, но близко, близко, близко,

вот мотылёк зигзагом входит в изгарь –

торфяники горят? – и видит мрак.

Пытаясь выплыть, вязнет глубже, глубже –

идёт на дно. Медведь ступает в лужу –

и давит мотылька... Глухой овраг,

 

запорошённый снегом, ночь, метель –

уже зима, ещё звезда не встала –

оледенелым абрисом оскала

любуется луна. И колыбель

свивает тело зверя, словно сына –

усни! – так принимает крестовина

в свои тиски рождественскую ель.

 

 

Алина Иванова (Республика Татарстан, г. Казань)

 

Пусть приснится тебе небо над Усьвинскими столбами, небо, под которым мы не столкнулись лбами, где не улыбалось нам бережно и лучисто, где закат не стекал нам за спины по ключицам. Пусть приснится тебе костёр, огнешкур и весел, ночь в бархатистом саване добрых песен, хвойные вышки, месяц над ними белый, край обозримого в облачной нежной пене, лодка на Усьве, надутая, словно пончик, птицы, с земли превращающиеся в точки, цветы холмовые, шепчущиеся с ветром, молодости упрямый, но гибкий вектор. Пусть не окажется рядом ни бед, ни болей, пусть тебе будет о чем вечерами вспомнить, пусть тебе будет ночами о ком мечтаться. Спальник один на двоих, банка пива, танцы в кольце из обветренных скал, аксакалов мудрых, созвездия, горящие перламутром. Пусть мир будет полон надежды и теплых таинств, пусть будут вокруг такие, в каких нуждалось под небом прозрачным над Усьвинскими столбами, где мы никогда, никогда не столкнулись лбами.

 

Евфросиния Капустина (г. Санкт-Петербург)

 

* * *

Кате читали Пушкина. Сказки смеялись папиным.

Катя просила заново. Катя просила все.

В эту весну, как водится, Катины щёчки в крапинку.

Папу куда-то вызвали. Носит дрова сосед.

 

Катя читает Пушкина. Строчки смеются папиным.

Буквы трясутся папиным, прыгают в жёлтый лист.

Папа играет с пушками. Катя скребёт царапины.

Катя рисует длинное: «Папа – артиллерист».

 

Папу рисует с пушками. Думает, что для Пушкина.

Мама молчит стеклянная, смотрит сквозь дочкин лоб.

Катю кладут у бабушки. В доме огни притушены.

Мама качает шарфики, хочет идти в окоп.

 

Катя читает Пушкина. Сказки молчат и хмурятся.

Кто-то походкой папиной Катю ведёт гулять.

Кате качели хочется. Зубится ствольным улица.

Катя летит над пушками. Кате сегодня пять.

 

Наталия Прилепо (Самарская обл., г. Тольятти)

 

ЛОДКА

 

Я не трогала воду, страшилась ее движений.

Он размазывал соль по ошпаренной солнцем шее.

И такое затишье, что птицы совсем не пели.

Только ловчие весла со дна поднимали зелень.

Под ногами ходила река тяжело и жадно.

Мы буравили ил, непроглядные пятна, пятна.

Он распахивал руки, и рыбы к ладоням льнули.

Говорил мне: "Плыви, плыви!" И я тонула.

Опускалась на дно, как горячий прибрежный камень.

Занимался закат золотистыми языками.

Широко расползались круги. Проступали остро

Перетлевшие листья, белесые рыбьи кости.

Говорил: "Ничего, ничего, мы начнем сначала."

Я послушно молчала, и лодка меня качала.

Только голос его постепенно сходил на кашель.

Поднималась река и стояла темно и страшно.

Больше нет мне распахнутых рук над моей пучиной.

Но я делаю точно, как он меня научил.

Я тону глубоко, а потом начинаю сначала.

И лодка меня качает.

 

Анна Долгарева (г. Москва)

 

***

 

Конец июля выдался дождливым,

вверху – туман, и лужицы – внизу.

В метро узбечки продавали сливы,

и базилик, и нежную кинзу.

 

И срезанной травой пах ветер хлесткий,

а там, где скошена была трава,

стояли тонкокостные подростки

и целовались, как гусенка два.

 

Укрой меня, пожалуйста, укрой же,

дай мне заснуть, согреться в тишине

под крепкою под каменною кровлей,

и за руку держать тебя во сне

 

в дождливом лете, в сумрачном июле,

где человеки в призрачном дыму

так сонно бродят, души распахнули,

так тянутся незнаемо к кому.

 

Елена Жамбалова (Республика Бурятия, г. Улан-Удэ)

 

* * *

 

он братом, как птенца на рукавице - 

сквозь всё своё.

больницы мимо с надписью "больница", 

и чаши со змеёй.

за поворотом в трубочку акации 

свистел дурак. 

он наклонялся, чтобы наклоняться, 

и жил, чтоб так. 

на палисады, на простые рамы 

шел ветер, воя. 

и двухэтажки падали дарами 

на лобовое, 

был розовый сквозь желтый и зеленый, 

как кожица, как сукровица стен. 

я прожила когда-нибудь, влюбленной 

не в тех совсем. 

лежать ничком, и нытиком за нычкой 

тянуть ладоши…

но клювик мой, но эта рукавичка, 

о боже, боже.

 

 

Иван Зеленцов (г. Москва)

 

ЭЛЕГИЯ

 

... И вновь в осенней маешься тоске,
и мёртвый лист летит, сорвавшись, мимо
напомнить - всё висит на волоске, 
всё, что тобой так искренне любимо. 
Тебе, тебе который мог посметь 
счастливым быть, о прошлом не жалея, 
в конверте жёлтом шлёт открытку смерть. 
Октябрь, куда ведут твои аллеи?
Покуда ветры набирают прыть, 
трепещешь, словно тонкая осина.
Как в чистом поле ветками укрыть 
свой хрупкий космос - женщину и сына?
Таким нездешним холодом сквозит,
так горек запах сырости и тленья, 
что ныне вся душа твоя - транзит 
от Бога до стихотворенья.

 

Сергей Ивкин (г. Екатеринбург)

 

* * *

Имя мне – дым, туман, всевозможная ерунда.

Вынь моё сердце и прожарь его на мангале.

 

Имя тебе – Надёжность: ты создаёшь города

и способы взятия их, в идеале.

 

Имя мне – щебень, разбросанный по дворам.

Вынь мои лёгкие и разверни парусами.

 

Имя тебе – Надежда: ты воздвигаешь храм.

Завтра его прихожане разрушат сами.

 

Имя мне – хохма, за которую бьют в живот.

Вынь мой язык и скорми прилетевшим тварям.

 

Имя тебе – Отход околоплодных вод:

новую книгу обещающий комментарий.

 

Имя мне – срамословие, от которого чёрен день.

Вынь мои чресла и приготовь лекарство.

 

Имя тебе – Закон. Ты – вершитель небесных дел.

Просто убей меня и спокойно царствуй.

 

 

Вячеслав Малых (Республика Удмуртия, г. Ижевск)

 

ДВА АПЕЛЬСИНА

 

На земле без меня так же гудит электричество,

так же растёт трава на берегу озера;

капли воды, слова немного высокомерные

с ветром летят за моря на земле без меня.

В сказочном сне моём свет изумруды и золото,

болотистый водоём и тихое пенье в сумерках.

Любовь хороша, как вуаль на лице красивого демона,

любовь холодна, как сталь, в сказочном сне моём.

И только память чиста от красоты и от нечести,

и сверлят её глаза сияющее пространство;

Шумят поля тростника от горизонта до сумерек,

колышутся эти поля, словно зелёное море.

А дальше - гор череда, и люди с простыми лицами,

и рисовые поля, сияющие, как стекла,

как будто осколки зеркал по склонам горным рассыпаны...

А память - её скрижаль забрызгана соком яблочным -

никак не забудет рис в ладонях китайской девушки

и два апельсина - она мне пищу дала в дорогу,

а долгий прощальный взгляд с сетчатки глаз всё не сходит,

как будто бы карий луч оставил свой след навечно,

и для неё без меня земля - пустое пространство.

В моих полях тростника мы встретимся, но не скоро.

Течёт большая река, шлифует камни и золото,

стекает вода с волос богини после купания,

и неукротим поток, и никогда не иссякнет.

Пусть кроткие сердцем в нём плывут к рубежам неведомым,

к моим полям тростника. Но тонут в воде надменные...

А на земле без меня лес залит рассветом облачным,

девушка видит себя в прозрачном зеркале озера;

здесь пахнет тиной и тьмой, здесь птичий царит уют,

и два апельсина к ней по розовым волнам плывут.

Источник: Калитка. Вып. 4. «Хижицы» / Сост. Э. Учаров; ред. Г. Булатова / Под общ. ред. Р.Н.Исмагиловой – Казань : Изд-во Вадима Гершанова, 2019. – 64 с. – (библиотека казанского литературного кафе).

PS: Четвёртый выпуск собственной книжной серии казанского литературного кафе «Калитка» Центральной библиотеки посвящён Всероссийскому литературному конкурсу имени Гавриила Каменева «Хижицы», проводимому литературным кафе с 2017 года.

Фото Эдуарда Учарова

 


Наши партнеры